Газогенератор. Части 1-3 - Страница 42

И лишь Сява не считал проявленное служебное рвение достаточным – ведь ему выпал единственный шанс «окультурить» эдеса. В том что он сохранит личинок живыми он не сомневался – это наиболее простая часть работы. Вырастить их в специальном аквариуме, потом дождаться окукливания и вылета, тоже дело не сложное. Даже накормить вылетевшую самку можно. Сложность – сам цикл. Чтобы комарики спаривались, а потомство получалось с приличным процентным выходом, словно цыплята на птицеферме. Вот тогда это называется технология разведения. Как на заводе – нажал кнопку, запустил механизм и получил продукцию – в данном случае сотни миллиардов голодных комаров. Просто же поддерживать несколько поколений насекомых в неволе называется не культивационной технологией, а лабораторным сохранением. Так вот даже такое сохранение – это головная боль и бессонные ночи.

Кстати сам Деркачев, пока возвращался с Тумко на кафедру, чуть не угробил всё начинаие. Прошлая то ночь у него была по-настоящему бессоннной, а в позапрошлую едва удалось глаза сомкнуть. Считай третьи сутки курсант на ногах. Вот он и заснул в метро. Сидячих мест не было, и Деркачёв мирно дремал в позе гиббона на ветке – ухватившись за блестящий поручень и изрядно провиснув на нём. Ему даже стал сниться какой-то яркий сон обравками. Тут пальцы его разжались, да как на зло сразу на обеих руках – и на той, что висел, и на той, что держала чемодан. Чемодан упал, а Сява, как пикирующий камикадзе, улетел носом в пышный бюст дородной дамы, что сидела напротив, зарывшись по уши в воротникового песца. Дама истерично завизжала, Сява опрянул, совершил замысловатый кульбит, но не удержался на ногах и плюхнулся на бочину своего чемодана. Банка лопнула, и комариных личинок спасло только то, что негерметичный пенопалстовый термос стоял в завязанном полиэтилленовом кульке, где и сохранилось довольно много воды.

Придя на кафедру, Сява тут же выловил из одного аквариума пип – здоровых водяных жаб, что сидели там десятилетиями совершенно без дела, исключительно с эстетическими целями, ну и как кафедральная реликвия. Сразу после Отечественной войны какой-то научный сотрудник притащил их из Перу, где поймал нескольких молоденьких лягушат в знаменитом высокогорном озере Титикака. За время жизни на кафедре жабы превратились в настоящих монстров, напоминающих миниатюрных бородавчатых бульдогов столетнего возраста – у этих лягух страшный перерасход кожи на еденицу веса. Она висит у них морщинистыми складками, чтобы дополнительно впитывать кислород прямо из воды, своего рода жабья профилактика горной болезни. Тонзиллит взял обычное ведро, куда и посадил этих красавиц. Привередливым амфибиям такой карцер не понравился, а ещё сильнее он не понравился сотрудникам – кто ты такой, чтоб нашими любимцами так варварски распоряжаться? Деркачёв успокоил, что это мера временная и абсолютно вынужденная, и что скоро он восстановит лягушачий статус-кво, а заодно почистит заросший аквариум. На том и порешили.

В осовободившийся аквариум Сява прямо вместе с кульком и осколками разбитой банки медленно погрузил разбитые остатки своего термоса. Бог услышал его молитвы – кроме кусков пенопласта к поверхности всплыло пару десятков разнокалиберных личинок. Ага, если они не одинакового размера, то значит на разных стадиях развития. Уже легче – если первые вылетевшие особи погибнут, то хоть будет небольшой резерв. Чего им там жрать Сява не переживал – для личинок грязный аквариум представлял богатые охотничьи угодья, где они спокойно и вдоволь наловят себе разной микроскопической пищи. Вот при культивации, там да… Прокормить тонну комаров «естественным» образом невозможно. Там надо думать или как такую пищу выращивать бассейнами, или что более реально, подбирать какие-нибудь заместители. Эта проблема возникает, даже когда в лаборатории вместо тонны живут какие-то пару граммов, что тоже очень много, ведь вес одного голодного эдеса женского полу всего около двух с половиной миллиграмов, а у эдесовых мужиков и того меньше. Даже в малюсеньком садке получается ферма на тысячу голов.

Однако самая серьёзная проблема оказалась далеко за пределами биологии – так сказать, проблема организационного плана. На следующий день подполковник Тумко заявил Дергачёву, что считает его ВНОСовскую научную тему бесперспективной, а сам исследовательский подход авантюрным. А по сему тратить на такую бузу кафедральные ресурсы не рационально. Чтобы уж совсем не выглядеть злодеем доцент предложил своему подопечному перескочить на изучение амёбиаза, амёбной дизентерии, по которой сам недавно успешно защитил докторскую. Пойми – никому не нужны лишние хлопоты и головная боль. Пока же сдайте ключи.

Это была измена. Это был удар под дых. Три года трудов и поисков обрывались как раз в момент, когда забрезжила удача. И всё из-за чего? Из-за того, что завуча разок вызвали в Гэ-Бе дать показания да забрать чемодан своего подчинённого? Подполковник не обосрался, просто подполковник не любит лишние хлопоты. А не сданный вовремя учебный план? Так ведь сам виноват – дотянул до последнего. И что это за наказание – устный выговор? Считай нету такого наказания – в личное дело ведь тоже устно «пишется». А раз там чисто, то и везде чисто. Всё это Деркачёв прекрасно понимал, а оттого злился вдвойне. Даже не злился. Он заливался до корней волос безысходной досадой – ведь он никто и изменить что-либо не в его силах. А ещё его бесило, что в этом тихом болоте ничего никому не надо – ни профессору, ни доцентам, ни заму по науке… Чёртова «тёплая» кафедра! Надо было сразу стартовать с Эпидемиологии. Хоть на той кафедре порядки, как на гауптвахте, но и науку куда серьёзней делают. Однако Сяву-Тонзиллита всё также влекло на «Биомед». Досада пробудила в его душе ещё одно странное чувство, сроднее отринутой любви с приступом безудержной ревности. Только не к женщине – к кафедре. Сержант по привычке ходил туда, словно по родным местам перед отъездом навсегда. Он словно мазохистски наслаждался предстоящей ностальгией – сегодня ещё посижу здесь, ну ладно, пусть ещё и завтра… А уж с новой недели точно всё, конец.